Все началось с того, что один наш знакомый англичанин на вопрос «Куда лучше всего поехать в июле?», не задумываясь, ответил: «В горы Пакистана». Горы Пакистана не ассоциировались у нас с чем-то приятным, тем более что места эти, находящиеся на стыке границ трех государств — Афганистана, Таджикистана и Пакистана, самыми спокойными на земле не назовешь. «А где сейчас спокойно?» — спросил англичанин. На это ответить было нечего.
А еще мы услышали от него, что там, в труднодоступных долинах, живет племя калаша, ведущее свою историю якобы от солдат армии Александра Македонского, что калаши действительно похожи на европейцев и что про них известно совсем немного, потому что недавно они были полностью изолированы от внешнего мира. «Не думаю, правда, что вам удастся до них добраться…» — добавил англичанин. После этого не поехать мы уже не могли.

День первый. Пешавар
Летим в Пешавар с остановкой в Дубае. Летим немного нервно, потому что пытаемся вспомнить, что хорошего в России связано со словом Пешавар. На ум же приходят только война в Афганистане, талибы и тот факт, что именно из Пешавара 1 мая 1960 года вылетел самолет-разведчик У-2, сбитый советскими ПВО. В Пешавар прилетаем рано утром. Нам страшно.
Но страшно было недолго. После того как нас вполне вежливо пропустили через паспортный контроль, где российские паспорта не вызвали никаких подозрений (хотя нас и отметили в какой-то отдельной книжечке), мы поняли, что наши опасения оказались напрасными — забегая вперед, скажу, что редко в какой стране мира к нам относились более открыто и доверчиво.
Пешавар удивил с первой минуты. Выйдя сквозь таможню в здание аэропорта, мы увидели стену совершенно одинаково одетых людей — длинные рубашки, на головах — шапочки, которые мы видели в фильмах про моджахедов. И вся эта стена — сплошные мужчины.
Большинство населения Пешавара – административного центра Северо-Западной пограничной провинции Пакистана, на самом севере которой находилась конечная цель нашего путешествия, долина калашей, — пуштуны. Они, как известно, не признают границу между Афганистаном и Пакистаном (так называемую «линию Дюранда», проведенную британцами в 1893 году) и постоянно переходят из одной страны в другую. В этой части Пакистана исламские традиции особенно сильны, и все женщины сидят по домам, а если изредка и выходят на улицу, то закутанные с головы до ног в бесформенные одежды. Именно поэтому улицы в Пешаваре — полностью во власти одетых в длинные рубашки и безразмерные штаны мужчин и детей. Пройдя сквозь их ряды, мы были подхвачены гидом и увезены в гостиницу. На протяжении всего путешествия по Северо-Западной пограничной провинции мы ни разу не встретили человека, одетого по-другому. Даже в зеркале достоинства этой одежды, идеально подходящей для местного климата, мы оценили уже на следующий день. Отличия проявляются только в цветах материи, хотя вариантов тут немного — белый, зеленый, голубой, фиолетовый и черный. Эта униформа создает странное ощущение равенства и единения. Впрочем, наши пакистанские друзья уверяли нас, что весь вопрос в стоимости — многие переоделись бы в европейскую одежду, не будь она такой дорогой. Нам же было трудно представить удобство джинсов при 40 градусах жары и 100-процентной влажности…
Приехав в гостиницу и познакомившись с ее директором, мы узнали, что во время недавних военных действий США в Афганистане гостиничный бизнес пережил краткую эпоху «Золотого века». Многие журналисты жили в Пешаваре, чтобы оттуда прорываться в Афганистан, или же просто вели прямые трансляции из города. Этот краткий период принес хорошие деньги — туалеты и ванные сдавали журналистам по 100 долларов за день. Остальное население получало дивиденды, изображая воинственные демонстрации — бывают ситуации, когда какое-то событие уже прошло или было недостаточно красочным, но вот 100, а лучше 200 долларов вполне в состоянии его приукрасить и даже повторить… В то же время «Золотой век» сослужил и дурную службу — телекадры разошлись по всему свету, и у мирных жителей Земли сложилось впечатление, что Пешавар — это постоянно клокочущий котел, а потому с тех пор иностранцев в здешних гостиницах уже не видели…
Пешавар имеет древнюю и богатую историю. Дата его основания теряется в I тысячелетии до н. э. Он расположен на выходе из Хайберского прохода, ведущего из Афганистана в Индию, — основного пути торговцев и завоевателей. В I веке Пешавар стал столицей Кушанского царства и важным центром буддизма. В VI веке город был разрушен и многие столетия пребывал в запустении. А в XVI столетии снова приобрел значение в качестве крупного городского центра империи Великих Моголов.
Слово «пешавар» часто переводится как «город цветов», хотя существует много других версий его происхождения — и «персидский город», и город Пурруса в честь забытого короля Инда, и тому подобное. Самим же пешаварцам нравится думать, что они живут в городе цветов, тем более что в прошлом он действительно был славен окрестными садами. В наши дни ритм жизни в Пешаваре во многом задает близость к Афганистану — огромным количеством афганских беженцев времен еще советско-афганского конфликта. Официально общее их число составляет более 2 миллионов человек, но реальное их количество вряд ли возможно определить. Ну а жизнь людей, покинувших свои места, как известно, непроста. Поэтому процветают едва ли не все виды контрабанды, а также бизнес по изготовлению оружия (нам даже предложили поехать снять процесс производства дешевых автоматов Калашникова, но мы не поехали). Хотя большинство, конечно, занято вполне мирными делами — сельским хозяйством и торговлей. Пакистанцы говорили нам, что их в Афганистане не жалуют, и когда им приходится ездить туда, то предпочитают выдавать себя за жителя любого другого государства.
А пакистано-афганский котел продолжает кипеть. Афганцы воспринимают талибов как пакистанских агрессоров, а отнюдь не как освободителей. Пакистанцев же не на шутку беспокоят огромные потоки афганских беженцев, которым их государство вынуждено оказывать помощь. При этом пакистанцы обижаются, что афганцы не испытывают к ним никакого чувства благодарности — поскольку границы между странами они не признают, соответственно, и беженцами себя не считают. И разобраться, кто прав, кто виноват, не представляется возможным.
Мы гуляли по Пешавару… Город — далеко не в лучшем состоянии. Многие дома в центре покинуты, улицы не всегда приведены в порядок. В то же время люди на улицах вполне оптимистичны и дружелюбны. Мы ни разу не поймали на себе подозрительных или неприязненных взглядов, даже наоборот — нам разрешали снимать почти все. Отличительная черта Пешавара — огромные старые автобусы. Раскрашенные всеми немыслимыми цветами, с развевающимися черными обрывками материи (чтобы отгонять злых духов), они беспрерывно сигналят и носятся по улицам города, как пиратские корабли. В день, когда мы приехали, в Пешаваре прошел ливень и по улицам текли реки воды — для того чтобы перейти на другую сторону, нам пришлось взять такси.
Еда была вкуснейшей. Для российских граждан возникает только одна проблема — в Пешаваре нельзя купить алкоголь, даже иностранцам, даже в баре пятизвездочного отеля. Мусульманин же, пойманный с алкоголем, получает тюремное заключение продолжительностью до 6 месяцев.
…Вечером мы уже готовились к следующему этапу путешествия — в 5 утра мы вылетали в город Читрал — в горы Гиндукуш, а оттуда — на поиски таинственных калашей.

День второй. Дорога в Читрал
Но улететь нам не удалось, вернее, сразу не удалось… Еще в Москве нас честно предупредили, что самолеты в Читрал в принципе летают, но гарантировать прибытие на место трудно. Так и произошло. Мы загрузились в самолет, он сделал круг над горами, потом пилот вежливо констатировал: «Облака» — и нас благополучно высадили в Пешаваре (к слову сказать, за все время нашего пребывания в Читрале ни один самолет туда так и не прилетел). Наш гид, Джамиль, едва ли не предвкушал подобный исход. «Будем ехать на машине!» — бодро сказал он. «А далеко это?» — «Да нет, километров 300!..» А потом задумчиво добавил: «Конечно, недалеко. Но долго… Часов 10—12». Где-то до середины дороги мы надеялись, что Джамиль что-то преувеличил и речь шла часах о 4—5, но оказалось, он даже преуменьшил. Делать нечего, едем. Пересекли реку Кабул и даже порадовались за не такую плохую, как мы ожидали, дорогу (кстати, совершенно напрасно), потом решили, что пора и передохнуть.
Первую остановку сделали на кладбище, в городе Чарсадда. По утверждению местных жителей, это — самое большое кладбище в Азии. Оно действительно было огромно — простиралось до самого горизонта, а хоронить умерших здесь начали еще до нашей эры. Место это исторически очень важное и даже священное. Здесь находилась древняя столица государства Гандхара — Пушкалавати (на санскрите — «цветок лотоса»).
Гандхара, знаменитая своими выдающимися произведениями искусства и философскими трудами, — одно из важнейших мест буддизма. Отсюда буддизм распространялся во многие страны, в том числе и в Китай. В 327 году до н. э. Александр Македонский после 30-дневной осады лично принял сдачу города. Сегодня здесь уже ничто не напоминает о том времени, разве что лотосы по-прежнему растут в его окрестностях.
Надо было ехать дальше. Впереди возник перевал Малаканд. Через него дорога идет в долину реки Сват, и дальше — в северные районы Пакистана. Всемирную известность Малаканд получил в конце XIX века, когда британцы, дабы иметь свободный проход в Читрал, на тот момент уже являвшийся их подконтрольной территорией, оккупировали перевал. На выходе из него до сих пор располагается один из многочисленных, хоть и бывших, английских фортов, носящий имя Уинстона Черчилля. Будучи 22-летним младшим лейтенантом, Черчилль служил здесь в 1897 году, когда форт подвергся атаке пуштунских племен. Его статьи, направляемые в «Дэйли Телеграф» (по 5 фунтов за колонку, что было очень немало) и восхваляющие доблестную британскую армию, принесли будущему премьер-министру первую известность и веру в себя. Потом на основе этих статей сэр Уинстон Черчилль написал свою первую книгу «История Малакандской полевой армии». Война была ужасной. Местные племена объявили англичанам священную войну — джихад. Невзирая на бравый тон газетных передовиц, в письмах к бабушке, герцогине Мальборо, Черчилль писал совсем иначе: «Я задаю себе вопрос — имеют ли британцы хоть малейшее представление о том, какую войну мы здесь ведем… Забыто само слово «пощада». Повстанцы пытают раненых, уродуют трупы убитых солдат. Наши войска также не щадят никого, кто попадает им в руки». Во время этой войны британские войска использовали жестокое оружие — разрывные пули дум-дум, которые впоследствии были запрещены Гаагской конвенцией 1899 года.
Изрядно покрутившись на перевале (в качестве утешения представляя, как бы ты чувствовал себя здесь лет 100 назад, подталкивая пушку и ожидая выстрела из засады), мы въехали в долину реки Сват, место опять же крайне важное и не столь уж хорошо изученное. По одной из версий, именно сюда пришли первые арии во II тысячелетии до н. э. Река Сват (на санскрите — «сад») упоминается еще в Ригведе, сборнике религиозных гимнов древних индийцев. Эта долина перенасыщена историей — тут и Александр Македонский, проведший здесь 4 битвы, и расцвет буддизма (со II века до н. э. по IX н. э., когда в этих местах насчитывалось 1 400 буддийских монастырей), и борьба Великих Моголов, а много позже — и англичан с местными племенами.
И для того чтобы представить себе те далекие времена, не нужно даже особого воображения. Помочь в этом вполне может местный способ ремонта дорог, который за прошедшие столетия, похоже, не слишком изменился. На протяжении всего пути группы местных жителей медленно и действительно печально рубят кайлом асфальт и так же медленно скидывают его на обочину дороги. Все это делается вручную, и видно, что не вчера началось и не завтра закончится — хотя бы потому, что для властей это один из способов поддержки беднейших слоев населения. В выгоде — все, кроме тех, кто по дорогам ездит — одна из двух ее полос практически постоянно находится в процессе ремонта. А это создает шумную неразбериху, особенно когда в узкий проход устремляются огромные грузовики и набитые людьми автобусы. И тут уж кто первый — тот и прав.
Словом, когда мы в очередной уже раз наблюдали сцену, когда два человека копают одной лопатой — один держит, а другой тянет ее за веревку, в голову пришла крамольная мысль — а что если платить местным жителям за то, чтобы они не ремонтировали дороги…
Дорожная проблема здесь стара как мир. Справиться с ней пытались многие. Легендарный правитель империи Великих Моголов Акбар высылал перед собой каменщиков, чтобы добраться в горные районы. Британцы требовали от местных князей держать основные дороги в порядке, чтобы иметь возможность быстро перебрасывать свои войска. На что те отвечали саботажем, согласно своим соображениям — в случае конфликта, пока захватническая армия будет продираться по буеракам, можно успеть подготовиться к обороне или уйти в горы…
Тем временем мы въехали в другой район. В долине реки Пайджкора, у города Тимаргарха, мы попали в луковое царство. Лук был везде. Его сортировали прямо вдоль дороги, укладывали в мешки, которые громоздили друг на друга, добавляя новые луковые горные цепи к Гиндукушу. Мешки с луком свисали с машин, и почему не падали, было совершенно непонятно. Стоит здесь лук очень дешево — около 2 долларов за мешок в 50—60 килограммов. Второй культурой в той области был табак, но им поинтересоваться было просто некогда.

Перевал жизни
Проехав горы лука и миновав город Дир, мы приблизились к самому сложному участку пути — перевалу Лаварай (Lowari Pass). К этому времени единственное, что могло спасти усталых путников, — это обед. Во время всего нашего путешествия мы ели однообразную (рис, курица), хотя и очень вкусную еду. Хорошо запомнился хлеб, который в каждом районе делают по-своему. Наверное, в лучшем парижском ресторане кормят отменно, но, чтобы навсегда запомнить вкус и аромат горячей лепешки, нужно проехать 6 часов в машине по пакистанской дороге, а потом зайти в невесть откуда взявшийся милый и чистый отель…
Тут мы вынуждены были пересесть из легковушки в джип — иначе Лаварай не проедешь. Этот первал очень высокий — 3 122 метра, и в жизни обитателей Читрала (цель нашей поездки) роль он играет важнейшую. Это единственное надежное связующее звено с внешним миром, при этом практически 8 месяцев в году (с октября — ноября по май) перевал этот бывает закрыт.
Наша машина медленно ползла вдоль обрыва. Остроту ощущениям придавали огромные грузовики, которые явно чувствовали себя на дороге законными хозяевами и сами по себе были крайне примечательными. Каждый водитель стремится раскрасить свой грузовик как можно ярче. У некоторых из них были даже резные деревянные двери. Раскрашивают грузовик, как говорят, еще и с практической целью — так он заметнее в темноте. Водители проводят в пути по многу суток, но профессия эта считается в здешних местах и почетной, и прибыльной.
На перевале царило «грузовиковое» оживление — за 4 месяца надо успеть завезти продукты и товары для полумиллионного населения Читрала. Большие старые (лет по 20—30) машины торопились, обгоняя друг друга в клубах пыли. У нас на глазах один из грузовиков рухнул на дорогу. Во все стороны посыпалась какая-то рухлядь, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении ржавыми, прессованными металлическими банками и канистрами, очевидно, предназначавшимися для переплавки на Большой земле.
Далее по дороге мы проехали вход в недостроенный тоннель, ведущий в Читрал. Этот тоннель является самой главной мечтой читральцев. Благодаря ему они получили бы возможность выезжать из Читрала круглый год. Сейчас жизнь читральцев нелегка. Хотя в зимнее время года существует воздушное сообщение с Пешаваром, на деле же самолеты могут не летать месяцами, и в этом случае население отрезано от многих благ цивилизации, главное из которых — медицина. Таким образом, Лаварайский проход для читральцев — это в буквальном смысле дорога жизни. Долгожданный тоннель начали сооружать еще 30 лет назад, но достроить не успели, а политические и экономические события последних десятилетий не позволяют продолжить начатое. Правда, сейчас появился некоторый шанс — по дороге мы встретили двух австрийских инженеров, которые изучали состояние тоннеля. Так что не исключено, что работы по его строительству будут возобновлены.
Наконец, Лаварайский проход остался позади. Усатый (как и все мужское население Пакистана) полицейский приветливо помахал нам рукой и стал придирчиво изучать наши паспорта (это было приятно, особенно если учесть, что подавляющее большинство местного населения неграмотно). Еще раз отмечу, что все, кто нам встречался, относились к нам с радушием и открытостью.
Еще каких-то два часа, и мы въехали в Читрал. На подъезде к городу нам встретилось несколько бывших английских, а ныне пакистанских фортов. На одном из них большими буквами было написано «Мы хотим умереть больше, чем вы хотите жить» — фраза, напоминавшая времена первых шагов ислама по земле.
Как известно, в Пакистане наиболее престижным делом считается служба в армии, одно же из наиболее уважаемых подразделений этой армии — читральские разведчики. За день до нашего приезда в Читрал прилетал президент Пакистана поздравлять разведчиков с их праздником. Читральцы знамениты тем, что они одни из лучших в мире горных стрелков. Для этого они тренируются в любую погоду, а также беспрерывно занимаются спортом (основной и священный вид спорта для них поло — игра в мяч с клюшками на лошадях). К нам читральские разведчики отнеслись с некоторым подозрением и на наши попытки вступить с ними в разговор сказали, что не имеют права отвечать иностранцам. Решив, что это и есть подлинный профессионализм разведчиков, мы отступили на заранее занятые позиции, в гостиницу.

День третий. К калашам
На следующий день мы пошли изучать Читрал. Город стоит на берегу живописной и очень бурной реки. Вода в ней серого цвета, и когда реку освещает солнце, кажется, что это не вода, а жидкие камни несутся куда-то с высоких гор Гиндукуша. Горы, кстати, действительно высокие, местные жители говорили, что у шеститысячников даже нет названий — имена имеют только те горы, которые выше 7 000 метров. Кроме того, в Пакистане находятся пять восьмитысячников (включая вторую по величине гору в мире К-2).
В городе расположен старинный форт, принадлежавший еще читральским королям. Им и по сей день владеют их потомки как частной собственностью. Нынешние его хозяева вынашивают идею реконструкции форта и превращения его в музей, но до ее реализации пока еще далеко. Есть здесь и великолепная старинная мечеть. Основное спортивное сооружение города — стадион для поло, здесь же проводят и футбольные состязания. Климат в Читрале кардинально отличается от пешаварского. В горах дышится несравнимо легче, да и воздух, несмотря на более чем 30-градусную жару, прохладней. Читральцы рассказывали нам про свою трудную жизнь зимой: про огромные очереди на самолеты (иногда рейса ждут до 1 000 человек), про то, что лекарства найти нелегко, что всего три года назад в городе не было нормальной связи. Кстати, в горах есть еще один проход, через Афганистан, но сейчас он закрыт по понятным причинам.
Читральцы гордятся своей историей — в прошлом Читрал был одной из важнейших вех на Великом шелковом пути. Другим важным событием в истории было противостояние русских с британцами в XIX веке. В то время симпатии местного населения разделились — одни были за русских, другие за англичан. Британцы пугали местных жителей русскими солдатами и активно строили форты, а после образования Туркестанского края в 1880-х годах заблокировали дороги. Граница Российской империи проходила совсем рядом — до Таджикистана отсюда всего несколько десятков километров.
…Наша главная цель — деревни калашей — была совсем близко, в двух часах езды. И мы двинулись навстречу загадочным потомкам воинов Александра Македонского. Ехать пришлось совсем уж узкими ущельями. Горы Гиндукуша смыкались, как будто не желая пускать нас в калашские долины. Зимой проехать по этим дорогам действительно проблема, а лет 20 назад дороги не было вовсе. Добраться до деревень можно было только пешком. Электричество калашам провели только 7 лет назад, и есть оно не всегда, особенно часты перебои зимой. Наконец доехали до самой большой деревни калашей Бумборета, кроме нее есть еще две большие деревни Румбур и Брир — всего в них живет около 3 000 человек.
Калаши — не мусульмане, у них своя религия, о которой мы еще расскажем, поэтому калашские девушки не прячут своих лиц, и это обстоятельство привлекает сюда многочисленных туристов из Пакистана. Помимо этого, девушки с детства должны носить красивые вышитые платья и очень живописные национальные украшения. Первой, с кем нам довелось познакомиться, была тринадцатилетняя Зайна. Она учится в 8-м классе местной школы и иногда подрабатывает гидом. Зайна — девушка доброжелательная, хотя и излишне задумчивая, от нее мы узнали много интересного.
Во-первых, оказалось, что Бумборет — это не одна деревня, а много разных с непохожими названиями, и Брун, и Батрик, та же, в которой мы находились, называется Каракал. Бумборет же — это название долины, где течет чистейшая одноименная река. Во-вторых, Зайна никогда в жизни не слышала про Россию. Как же так, расстроились мы: «Москва! Петербург! Россия!», в ответ на это Зайна только неуверенно улыбалась. Сначала мы попробовали было убедить нашего гида Джамиля, что он неправильно переводит. На что он обиженно ответил, что говорит на 29 языках Пакистана (не считая японского и английского) и что ошибки быть не может — слово «Россия» он произнес аж на пяти местных наречиях. Тогда нам пришлось смириться, хотя мы твердо решили добраться до истоков этого неведения: мы же видели, что на улицах большинство мужчин ходят с радио, главным источником знаний для большинства пакистанцев. Зайна объяснила нам, что новости слушают мужчины, девушки же — только музыку. Это объяснение нас устроило, но мы все же незаметно поинтересовались, чему обучают в местной школе. Оказалось, что школу построили греки.
Пока весь мир сомневается в греческом происхождении калашей, сами греки им активно помогают. Мы потом увидели и школу — подарок от греческого народа, и больницу. А потому нас не удивило, когда на вопрос, какие страны она знает, Зайна твердо ответила: «Греция!»
Мы зашли к ней в гости, где нас гостеприимно встретили ее отец, мать и бабушка. Они вместе принялись убеждать нас в том, что калаши ведут свое происхождение от воинов армии Александра Великого. Эта давняя история передается из уст в уста уже множество лет — письменных же источников у калашей нет.
Легенда гласит, что в эти места пришли два воина и две девушки, отколовшиеся от греческой армии. Мужчины были ранены и не могли передвигаться. Именно они и положили начало калашскому народу.
Калаши много веков жили изолированно. Мы спросили про недавнюю историю с насильственным их обращением в ислам — в Сети можно найти статьи на эту тему. Молодые отвечали уверенно, что ничего такого они не видели, ответы пожилых были более уклончивыми, но они также уверяли, что каких-то жестких мер не помнят. Переход в ислам происходит тогда, когда калашская девушка выходит замуж за мусульманина, что случается нечасто. И хотя на местах сбора калашей мы заметили надписи «Мусульманам вход запрещен», чисто житейские отношения между двумя народами показались нам более чем терпимыми.
Еще отец Зайны показал, как играют в любимый калашами вид спорта гал. Для нас он похож на разновидность лапты, гольфа и бейсбола одновременно. Играют в нее зимой, соревнуются двое. Клюшкой бьют по мячу, потом оба этот мяч ищут. Кто первый нашел и прибежал назад — тот и выиграл. Счет идет до 12 очков. Нельзя сказать, что мы очень хорошо разобрались в тонкостях его правил, но зато поняли, что главное в этой игре — ощущение праздника. Жители одной деревни приходят в гости в другую — поиграть, а затем принимающая сторона готовит угощение на всех.
А еще мы узнали, что в течение месяца, как раз в это время, происходит ежегодный праздник Рат нат, то есть ночной танец, на который приходят жители других калашских деревень, а также туристы из Пакистана, и что сегодня мы тоже сможем его увидеть. С плохо скрываемой радостью мы заверили, что обязательно придем.

Быт и праздники
Бабушка Зайны с гордостью продемонстрировала нам украшения, которые она делает. Важной деталью женского туалета являются бусы. По тому, как женщина одета, можно узнать сколько ей лет и замужем ли она. На возраст, например, указывает количество ниток бус. Женятся и выходят замуж калаши по любви. Девушка сама выбирает будущего мужа. Происходит это обычно весной, во время танцев. Если оба согласны, молодой человек должен девушку похитить — такова традиция. Через 2—3 дня в дом жениха приходит отец невесты, и сразу после этого начинается празднование свадьбы. Не менее оригинальна у калашей и процедура развода — женщина может убежать с другим мужчиной, но при этом он должен отдать бывшему мужу ее приданое, причем в двойном размере. И — без обид.
Отличительная черта калашей — большое количество праздников. Весной, в мае, их главный праздник Джоши — все танцуют, знакомятся друг с другом. Джоши — это праздник в промежутке между тяжелой работой — зерно уже посеяно, а мужчины еще не ушли в горы на пастбища. Летом празднуют Учао — надо задобрить богов в конце августа, чтобы получить хороший урожай. Зимой же, в декабре, главный праздник Чомус — животных торжественно приносят в жертву и мужчины идут на священную гору. Вообще праздников и семейных событий так много, что в течение недели обязательно что-то происходит.
У калашей есть священные места для танцев — Джештак. Те, что мы видели, оформлены в греческом стиле — колонны и росписи. Там происходят главные события в жизни калашей — поминки и священнодействия. Похоро-ны превращаются у них в шумный праздник, сопровождаемый пиром и танцами, который продолжается несколько дней и куда приходят сотни людей со всех деревень.
Есть у калашей специальные помещения — «башали» — для рожениц и «нечистых», то есть женщин во время месячных. Всем остальным строго-настрого запрещается даже дотрагиваться до двери или стены этого помещения. Еду туда передают в специальных мисках. Роженица попадает туда за 5 дней до рождения ребенка, а выходит через 10. «Башали» отражают одну из основных особенностей мировосприятия калашцев — понятие о чистоте. Вода, козлы, вино, зерно и священные растения — «чисты», в то время как женщины, мусульмане и курицы — «нечисты». Женщины, впрочем, постоянно меняют свой статус, и в «башали» попадают в момент наивысшей «нечистоты» (в данном случае речь идет не о гигиене).

День четвертый. Танец любви
На праздник Рат нат нам удалось попасть только вечером следующего дня. Накануне мы поехали на поиски танцующих, но начал накрапывать дождь, что для праздника было не очень хорошо. К тому же наш новый приятель Сеф утопил в арыке джип, вернее, его часть. А поскольку в темноте вытащить машину мы не смогли, пришлось ждать следующего дня. В этот момент стало ясно, что пора задобрить местных богов, а заодно подружиться с местным населением, поэтому мы попросили калашей приготовить главное праздничное блюдо — козу. Пир прошел бурно, поскольку калаши, не будучи мусульманами, гонят из абрикосов самогон, напиток крепкий даже по нашим меркам.
Но на праздник танцев мы все-таки попали. Он происходил в кромешной тьме, изредка освещаемой вспышками наших фотоаппаратов. Под удары барабанов девушки пели странную, ритмичную песню и кружились по 3—6 человек, положив руки на плечи друг другу. Когда музыка чуть стихала, пожилой человек с длинной палкой в руках начинал что-то рассказывать мерным, заунывным голосом. Это был сказитель — он рассказывал зрителям и участникам праздника легенды из жизни калашей.
Рат нат продолжается всю ночь до рассвета. Среди зрителей помимо самих калашей сидели пакистанцы из самых разных районов страны и пешаварцы, и жители Исламабада. Все мы завороженно наблюдали за кружащимися под звуки барабанов черно-красными тенями. Сначала танцевали только девушки, но ближе к утру к ним присоединились и юноши — каких-либо запретов тут нет.

Старейшина
После всего увиденного мы решили, что хорошо было бы суммировать наши знания о калашской жизни, и обратились к старейшине. Он рассказал нам о тех трудностях, которые сопровождали калашей всего 20 лет назад, когда они находились в полной изоляции. Рассказал, что питаются калаши и до сих пор очень просто: три раза в день — хлеб, растительное масло и сыр, мясо — по праздникам.
Про любовь калашей старейшина поведал нам на собственном примере. В своей жизни он женился трижды. Первый раз он влюбился, но девушка была очень красивая и убежала с другим. Вторая женщина была очень милая, но они все время ругались, и ушел он. С третьей женой они жили долго, она родила ему сына и дочь, но она умерла. Всем женам он дарил по яблоку — они имели огромную ценность, поскольку раньше одно яблоко стоило целого козла.
На наш вопрос о религии старейшина ответил так: «Бог один. Я верю, что мой дух после смерти придет к Богу, но я не знаю, есть рай или нет». Тут он задумался. Мы тоже попытались представить себе калашский рай, поскольку от Зайны слышали, что рай — это то место, где текут реки из молока, каждый мужчина получит красивую девушку, а девушка — мужчину. Складывалось впечатление, что у калашей для каждого свой рай…
Из исследований ученых известно, что на самом деле богов у калашей очень много, причем в разных деревнях почитаются разные боги и богини. Помимо богов есть еще и множество духов. В последнее время на вопросы посторонних калаши часто отвечают, что верят в одного бога, видимо, затем, чтобы отличие их религии от ислама не слишком бросалось в глаза.
Большую роль в жизни калашей играли шаманы. Самый известный из них — Нанга дхар — мог проходить сквозь скалы и мгновенно появляться в других долинах. Он прожил более 500 лет и оказал существенное влияние на обычаи и верования этого народа. «Но сейчас шаманы исчезли», — грустно сообщил нам старейшина. Будем надеяться, что он просто не хотел раскрывать нам все тайны.
На прощание он сказал: «Откуда я появился, не знаю. Сколько мне лет, тоже не знаю. Я просто открыл глаза в этой долине».

День пятый. Румбур
На следующий день мы поехали в соседнюю с Бумборетом долину, Румбур. Румбур меньше, чем Бумборет, хотя этот калашский конгломерат также состоит из множества мелких деревень. По приезде мы обнаружили, что есть и еще одно отличие. Жители этой деревни относились к нам с гораздо меньшим гостеприимством, чем жители Бумборета. Нам не разрешили входить в дома, женщины прятали свои лица от фотокамеры. И причин тому было сразу несколько.
Оказалось, что именно в этой деревне живет самая известная представительница калашей Лакшан Биби. Она сделала удивительную для своего народа карьеру — стала пилотом самолета и, пользуясь своей популярностью, создала фонд поддержки калашского народа — для помощи местным жителям и для пропаганды их редкой культуры во всем мире. Дела пошли довольно успешно, и, как это нередко случается, некоторые румбурцы стали подозревать Лакшан Биби в присвоении средств, выделенных иностранцами на их нужды. Возможно, жителей Румбура раздразнил богатый дом Лакшан Биби, который мы видели на подъезде к деревне, — он, конечно, сильно отличается от остальных построек.
Румбурцы вообще очень неохотно общаются с иностранцами. А вот последние испытывают к ним все больший интерес. Мы встретили в деревне двух японцев. Надо сказать, что представители Страны восходящего солнца очень активно участвуют в разнообразных проектах и в Пакистане в целом, и в Калашской долине в частности. В деревне Румбур, например, они разрабатывают проекты по созданию дополнительных источников энергии. Интересна эта деревня еще и тем, что в ней живет японка, вышедшая замуж за местного жителя, зовут ее Акико Вада. Акико уже много лет изучает жизнь калашей изнутри и недавно опубликовала книгу о них и их обычаях.
Вообще же, охлаждение румбурцев к иностранцам, случившееся в этом году, отражает многочисленные противоречия в жизни всех калашей. Сейчас в Бумборете, например, идет активное строительство новых отелей. С одной стороны, приток любых средств мог бы изменить нелегкуюжизнь калашей к лучшему. С другой — туристы, как правило, «размывают» местную культуру, и калаши не могут не видеть, что сами они начинают конфликтовать между собой. Вероятно, не очень приятно быть и объектом исследования. Туристы пытаются сфотографировать калашей в самых неожиданных местах и в самое неподходящее время.
Кстати, в одной из ученых книг «усталость от фотографирования» называют причиной в числе прочих перехода калашских девушек в ислам. Прибавьте к этому исламское окружение и трудности, переживаемые самим Пакистаном, и тогда станет понятно, что жизнь в долине проще не становится. Тем не менее не все так плохо. Где-то с октября по апрель калаши в долине остаются в одиночестве — дороги засыпает снегом, самолеты, как мы уже знаем, летают от случая к случаю — и они продолжают жить, предоставленные сами себе.

Вопросы и ответы
Калаши хранят много загадок — их происхождение до конца так и неясно. Некоторые исследователи склоняются к тому, что в долинах рядом с Читралом они появились, бежав из Афганистана от политики насильственной исламизации и захвата земель, проводимой афганским эмиром Абдуррахман-ханом в 1895—1896 годах. Политику эту хан начал после того, как целая область на Гиндукуше, «Кафиристан» («Страна неверных»), перешла к нему после проведения британцами границы (пресловутой «линии Дюранда») между тогдашней Индией и Афганистаном. Область была переименована в «Нуристан» («Страна света»), а пытавшиеся сохранить свои обычаи племена бежали под английский протекторат.
Другие ученые считают, что калаши сами были захватчиками и оккупировали этот район где-то в глубине веков. Среди калашей распространена похожая версия — они считают, что пришли из далекой страны Циям, но где находилась эта страна, установить сейчас вряд ли удастся. Являются ли калаши потомками воинов армии Александра Македонского, также доподлинно неизвестно. Неоспоримо лишь то, что от окружающих их народов они явно отличаются. Более того, в недавно проведенном исследовании — совместными усилиями Института общей генетики имени Вавилова, университета в Южной Калифорнии и Стэндфордского университета — по сбору и обработке огромного объема информации по генетическим связям населения планеты калашам посвящен отдельный параграф, в котором говорится, что их гены действительно уникальны и принадлежат к европейской группе.
Нам же после встречи с калашами стало уже не важно, имеют они отношение к Александру Великому или нет. Видимо, потому, что на какое-то мгновение мы сами стали калашами — среди огромных гор, бурных рек, с их танцами в ночи, со священным очагом и жертвоприношениями у скалы. Мы поняли, как непросто сохранить свои верования и традиции маленькому, затерянному среди гор народу, постоянно испытывающему на себе все возрастающее воздействие внешнего мира.
На прощание мы спросили у старейшины о значении и особенностях калашской национальной одежды, за которую мусульмане называли их «черными кафирами», то есть «черными неверными». Он было начал терпеливо и подробно объяснять, но потом на секунду задумался и произнес следующее: «Вы спрашиваете, что особенного в одежде, которую носят наши женщины? Калаши живы, пока женщины носят эти платья».
... Мы же, покинув землю калашей, направились дальше — в провинцию Пенджаб, а затем на границу между Пакистаном и Индией. Но об этом — в следующем номере.